Теория объектных отношений

Теория объектных отношений.

Сторонники психоанализа приписывают сексуальному (т.н. "либидо") центральную роль, рассматривая человеческую душевную жизнь в целом как сферу господства бессознательных сексуальных стремлений к удовольствию или неудовольствию.

От школы Зигмунда Фрейда отпочковалось два направления – психология личности (индивидуальная психология) Альфреда Адлера и цюрихская школа, внутри которой наиболее крупным психологом был К. Г. Юнг.

В экзистенциалистской философии Сартра речь идет об экзистенциальном психоанализе, который совпадает с задачей "осветить в строго объективной форме субъективный выбор, благодаря которому личность делает себя личностью, т.е. может провозгласить себя тем, чем она является". Стремления, склонности по отношению к этому выбору являются второстепенными. Учение о бессознательном отвергается: психическое простирается так же далеко, как и сознание.

В последние десятилетия проводилось множество исследований, в области теории объектных отношений. На первый взгляд может появиться ощущение что понятие объектных отношений имеет недавнюю историю. Но это совершенно не верно, т.к., объект появляется еще у Фрейда. Фрейд описывает его как некое средство, которое может служить для удовлетворения инстинктов. Именно в связи с проявлением влечений Фрейд начинает говорить об объектных отношениях. Он не отделяет одно от другого, кроме этото, внимание автора было адресовано в первую очередь Эдипову комплексу. Фрейд признает, что именно поэтому природа доэдиповых объектных отношении осталась для него малоисследованной и не понятной.

Работа эго-психологов

Появление структурной теории Фрейда пробудило интерес к роли объекта в формировании психической структуры, и это привлекло внимание к изучению младенцев и маленьких детей. В историческом плане интересно отметить, что исследователи, работавшие три-четыре десятилетия назад, могли опираться лишь на хэмпстедские сообщения, на результаты проводившихся тогда работ и на реконструкции, созданные в ходе аналитической работы со взрослыми и детьми, – никаких других систематических данных по детям в аналитической схеме тогда не было. Тем не менее, такие концепции, как "средне ожидаемое окружение" Хартманна и "достаточно хорошая мать" Винникотта отражают интерес к раннему развитию и осознание важной роли матери в развитии ребенка.

Хартманна особенно интересовало развитие Эго. Он не был согласен с представлением Фрейда, что Эго – это часть Ид, модифицированная воздействием внешнего мира, и что центральное место в развитии Эго занимает конфликт с матерью. Он утверждал, что определенные функции Эго доступны с рождения, что они имеют "первичную самостоятельность", а не рождаются из конфликта, и что они принадлежат "свободной от конфликта зоне". Он также предположил, что изначально все психические структуры недифференцированны, поскольку Эго в том смысле, в каком оно проявляется позднее, вначале не наблюдается, так же, как и Ид. Поэтому вначале невозможно выделить функции, которые впоследствии будут служить Эго, и те, что будут отнесены к Ид.

Хартманн, в соответствии с метапсихологическими веяниями того времени, интересовался также прояснением концепции Эго. Термин Фрейда "das Ich" (который Страхей перевел как "Эго"), в немецком языке имеет два значения: "воспринимаемое я" (то есть воспринимаемое чувство самого себя как отдельной личности с непрерывной идентичностью) и, особенно после введения структурной модели, – "гипотетическая психическая структура". Хартманн концептуально разграничил Эго как подсистему личности, или систему, определяемую своими функциями, и Я как "собственно личность" – то есть целостную личность. Его попытки прояснить термин "Эго" привели к пересмотру концепции нарциссизма. Вместо представления Фрейда о либидном вкладе в Эго (Эго в том смысле, в котором оно понималось в то время, когда Фрейд выдвинул эту концепцию, но легко смешиваемое с Эго структурной теории), Хартманн предложил, в согласии со структурной теорией, рассматривать нарциссизм как либидный вклад в "я", точнее, в репрезентацию "я". Согласно Бреннеру, Хартманн внес это уточнение на встрече Нью-Йоркского психоаналитического общества довольно небрежно: разграничение Эго отнюдь не было его главной темой, – однако последующая дискуссия явно имела огромное влияние. Бреннер вспоминает, что "на Эдит Якобсон, присутствовавшую в аудитории, произвело очень большое впечатление выступление Хартманна, и между ними завязалась живая дискуссия... идея использовать термин "я", несомненно, привлекла ее... с тех пор он стал привычным психоаналитическим термином".

Якобсон приветствовала разделение Хартманном Эго как психической структуры, "я" как целостной личности, репрезентаций "я" и объекта. Она сочла эти концепции особенно полезными для понимания процессов интернализации в течение раннего психического развития и формирования определенных типов патологии раннего происхождения. Она предложила гипотезу о процессе развития образа себя, основанную на идее, что ранние репрезентации "я" и объекта ассоциируются с приятным и неприятным опытом, и, таким образом, репрезентации "плохого" и "хорошего" Я, "плохого" и "хорошего" объекта появляются раньше интегрированных репрезентаций. К сожалению, Якобсон была неточна в терминологии, используя взаимозаменяемые термины "ощущение себя", "чувство идентичности", "самосознавание" и "самоощущение", поскольку тогда еще не было потребности в дальнейшей дифференциации.

После того, как было введено понятие ощущения собственного "я", на передний план вышла тема формирования чувства идентичности у ребенка и его нарушений. Эриксон выдвинул гипотезу, что формирование идентичности происходит всю жизнь, являясь частью психосоциального, а не только психосексуального развития, что оно тесно связано с культурной средой и сложившейся ролью индивидуума в обществе. Для него чувство идентичности включает сознание "непрерывности синтезирующих механизмов Эго и элементов, общих для определенной культурной группы. Гринэйкр предложила более точную формулировку, в которой подчеркивается, что чувство идентичности появляется в отношениях с другими людьми. По ее определению, сознание собственного "я" связано с возникновением отдельных психических репрезентаций "я" и объекта и появляется одновременно со способностью сравнивать эти репрезентации. Сознание собственного "я" связано со "стабильным ядром" идентичности.

Гринэйкр отличала данную способность от способности простого сравнения воспринимаемых образов, присутствующей в когнитивном функционировании с раннего младенчества. Она указала, что, несмотря на "стабильное ядро" идентичности, чувство идентичности всегда может измениться в зависимости от отношений индивидуума с окружающей средой.

Хартманн, Якобсон и Сандлер единодушно рассматривали развитие и сохранение репрезентаций "я" и объекта как базовые функции Эго и Суперэго. Концептуальная разработка этих репрезентаций, однако, со временем легла в основу множества теорий, специально посвященных объектным отношениям, которые отделились от структурных концепций, вместо того, чтобы интегрироваться с ними.

В результате возникли и по сей день сохраняются различные взгляды на формирование психических структур и концептуальные неясности. Разделение "я" и Эго, а также идея свободной от конфликта зоны побудили некоторых теоретиков ограничить применение структурного подхода сферами Эдипова комплекса и инфантильного невроза. Кохут и его последователи, например, утверждают, что рассмотрение конфликта и структур треугольной модели в большей степени подходит для завершающих лет раннего детства, – то есть для фазы разрешения конфликтов Эдипова комплекса (имеется в виду, что только на этой фазе формируется Суперэго, и, в связи с этим, можно говорить об Ид, Эго и Суперэго как об интернализованных структурах). Расширение этого подхода выразилось в формулировании представлений о патологических синдромах, в которых, по видимости, инфантильный невроз не играет никакой роли. Это способствовало распространению взгляда, что психопатология, отражающая исходно доэдиповы элементы, наилучшим образом концептуализируется в рамках объектных отношений. Так возникла искусственное разделение психопатологий, происходящих от дефицита, и психопатологий, происходящих от конфликта. В результате теории, основанные на объектных отношениях или на психологии "я", ведут подчас к раздутым выводам об этиологической роли дефицита среды, оставляя изучение конфликтов и неврозов, а также применение структурной модели невротических симптомов предположительно более поздней этиологии.

В основе этих теорий лежат два заблуждения. Первое: отделение Хартманном "я" как целостной личности от Эго как структуры означает их взаимоисключение: и второе: Фрейд, введя структурную модель, отказался от эмпирического значения, прежде вкладываемого им в термин "das Ich". Таким образом, в английском переводе, с уточнениями Хартманна и Якобсон, было утрачено исходное богатство концепции Фрейда. Разграничения и классификации Хартманна и Якобсон, вначале проясняющие, привели впоследствии к большой теоретической путанице и неопределенности. Например, теперь некоторые аналитики ограничивают термин "Эго" абстрактным системным значением, рассматривают его как реликт устаревшей механистической структурной метапсихологии, и работают преимущественно с эмпирической частью концепции, используя понятия из сферы репрезентаций "я" и объекта.

Спитц и Коблинер рассматривают постоянство либидного объекта, описывая, как к восьми месяцам мать становится постоянно предпочитаемым объектом либидных потребностей младенца. С той поры, как мать делается либидным объектом, младенцу становится важно, кто о нем заботится, и смена этого лица переживается не легко.

"Говоря о постоянстве объекта, мы имеем в виду способность ребенка сохранять объектный катексис независимо от фрустрации или удовлетворения. Пока постоянство объекта не установлено, ребенок декатексируется от неудовлетворительного или не удовлетворяющего объекта... Новый поворот к объекту происходит, когда вновь появляется желание или потребность. После установления постоянства объекта лицо, представляющее объект, сохраняет свое место в психическом мире ребенка, независимо от того, удовлетворяет оно его или фрустрирует"

В то время как Анна Фрейд и Спитц подчеркивают привязанность восьмимесячного младенца к матери, Малер сосредотачивает внимание на внутрипсихическом измерении – психической репрезентации матери и характере ее функционирования Она также использует понятие "постоянства либидного объекта". По ее мнению, оно достигается тогда, когда внутрипсихическая репрезентация матери так же, как реальная мать, обеспечивает "поддержку, комфорт и любовь". В представлении Малер, на первом этапе этого процесса должна быть установлена надежная привязанность к матери как к постоянному либидному объекту (так же, как у Спитца и Анны Фрейд). Второй шаг – интеграция стабильной психической репрезентации. Он включает в себя не только когнитивную интеграцию, но также определенное разрешение амбивалентности анальной фазы, чтобы положительные и отрицательные качества могли быть интегрированы в единую репрезентацию. Обладая интегрированной, прочной внутренней репрезентацией, за которую можно "ухватиться" при лишениях или в гневе, ребенок способен извлекать значительно больший комфорт из внутреннего образа Малер полагает, что постоянство либидного объекта никогда не достигается в полной мере: это процесс, продолжающийся всю жизнь. Однако установлением определенной степени постоянства объекта, межличностные отношения могут перейти на более высокий уровень, это связано с тем, что индивидуум способен сохранять одновременно независимость и общность. Если эта цель развития не достигнута, в межличностных отношениях индивидуума могут остаться черты инфантильности, зависимости и нарциссизма. Использование Малер концепции постоянства объекта подтверждает мысль Хартманна, что мы можем оценивать "удовлетворительность" объектных отношений, лишь если рассмотрим их значение в терминах развития Эго.

Развитие объектных отношений в теории Фрейда

В очень упрощенной форме это и есть теория развития Когута. Прежде чем мы перейдем к его клинической теории, необходимо рассмотреть связь психологии самости Когута с теориями психосексуального развития и психопатологии Фрейда. В пределах этой книги невозможно описать последние в деталях, но так как мы работаем над интеграцией Когута, Роджерса и Гилла и так как теории развития и психопатологии Гилла тесно приближаются к фрейдовским, то правомерен вопрос, является ли концепция развития самости Когута дополняющей теории Фрейда или противопоставленной им. На сегодня в американской психологии широко распространена популярная традиция, придерживающаяся того, что все теории объектных отношений, включая и теорию Когута, находятся в непримиримом противоречии с фрейдовскими теориями мотивации, развития и психопатологии. Вплоть до последних лет своей жизни Когут придерживался другого взгляда: он считал, что достраивает классическую психоаналитическую теорию, а не заменяет ее. Теория развития самости не является заменой для теории психосексуального развития, она – только дополнение к ней.

Психоаналитики свидетельствуют, что любой клиент, который продвинулся в терапии достаточно глубоко, вероятно, разыгрывает заново некоторые аспекты эдиповой драмы в переносе. Согласно психоаналитической теории развития, прохождение через эдипов комплекс является столь значимым и наполненным благими возможностями в случае серьезного вытесненного конфликта, что оно, возможно, играет ключевую роль в психической жизни любого клиента. Когут считал, что сами потребности в зеркализации, <схожести> или в нахождении идеализированной личности настолько повсеместны, что они, видимо, будут проявляться в переносе большинства клиентов. Таким образом, мне кажется, эти теории являются совместимыми, дающими нам возможность интегрировать взгляды Гилла и Когута в клинические отношения. Я убежден, что контуры этой интеграции прояснятся по мере дальнейшего изложения.

Ранее отмечалось, что Когута интересовали два вопроса: что именно клиент не получил от родителей и что терапевт может с этим сделать? Мельком мы коснулись его ответа на первый вопрос. Теперь займемся вторым.

Анна Фрейд

Анна Фрейд сделала значительный вклад в психоанализ. Во-первых, она систематизировала и уточнила теорию функционирования Эго, особенно его защитных механизмов, а также инстинктивных побуждений, значительно прояснив роль агрессии. Во-вторых, Анна Фрейд нашла способы психоаналитического лечения детей, раскрывающие их внутреннюю эмоциональную и интеллектуальную жизнь. В-третьих, разработала методы применения психоаналитической теории для помощи детям и родителям. В 1947 Анна Фрейд основала в Лондоне Хэмпстедскую клинику – крупнейший в мире детский психоаналитический лечебный и учебный центр.

Говоря о специфике анализа детей, А.Фрейд выделяет следующие моменты:

1. У ребенка нет сознания своей болезни и воли к выздоровлению. Решение подвергнуться анализу никогда не исходит от маленького пациента, а принимается его родителями. Поэтому аналитику требуется подготовительный период, чтобы вызвать в ребенке недостающую готовность и согласие на лечение. В силу этого аналитик должен прежде всего установить определенные эмоциональные взаимоотношения между собой и ребенком.

2. Однако после такой предваряющей анализ стадии аналитик становится слишком ярко очерченным лицом и плохим объектом для переноса.

3. Ребенок, далее, не готов к выполнению основного правила психоанализа, то есть отказывается от свободного сообщения всех возникающих у него мыслей.

4. К тому же, родители продолжают быть любовными объектами ребенка в реальности, а не в фантазии, поэтому он не испытывает необходимости заменять в своих переживаниях родителей аналитиком. Как следствие, у ребенка не формируется невроз переноса, хотя могут присутствовать отдельные его компоненты.

5. В силу вышесказанного, аномальные реакции ребенка продолжают разыгрываться в домашней среде. Поэтому аналитик должен быть в курсе всех семейных взаимоотношений. Там же, где, по мнению А.Фрейд, обстоятельства или отношение родителей исключают возможность совместной работы, результатом является утрата подлежащего анализу материала. В подобных случаях А.Фрейд приходилось ограничиваться анализом сновидений и грез наяву у детей.

6. И, наконец, при работе с детьми возникает дополнительная проблема. Так как Супер-эго ребенка еще очень тесно связано с воспитывающими его лицами, то есть в большинстве случаев с родителями, то оценка бессознательных инстинктивных побуждений ребенка передается на усмотрение не Супер-эго, а его близких, которые своей чрезмерной строгостью и подготовили появление невроза у ребенка. Единственным выходом из этой тупиковой ситуации, согласно А.Фрейд, может стать занятие аналитиком на время работы с ребенком места Эго-идеала последнего. Однако это становится возможным только в том случае, если для ребенка авторитет аналитика становится выше авторитета родителей.

Детские аналитики пытались компенсировать нехватку свободного высказывания ребенком всех возникающих у него мыслей различными техническими приемами. В частности, М.Кляйн заменила технику свободных ассоциаций техникой игры, полагая, что действие более свойственно маленькому пациенту, чем речь. Она считала каждое игровое действие ребенка аналогом свободных ассоциаций у взрослого и сопровождала его собственным толкованием. А.Фрейд подвергла критике такое уподобление игровых действий мыслям взрослого человека и отвергла наличие постулированного М.Кляйн невроза переноса у ребенка.

В ответ на публикацию книги "Введение в технику детского анализа", работавшие под руководством М.Кляйн в Лондоне аналитики провели симпозиум, на котором подвергли резкой критике взгляды А.Фрейд на анализ детей. В частности, они считали, что невроз переноса не наступал в работе А.Фрейд по причине введенной ею вступительной фазы анализа. Ими также подчеркивалась необходимость использования игровой техники в силу меньшей предосудительности игры для ребенка, когда он не может продуцировать свободные ассоциации из-за тех или иных страхов. К тому же, согласно взглядам М.Кляйн, Супер-эго, а за ним и Эдипов комплекс образуются у ребенка на первом-втором году жизни, в силу чего она отвергла педагогический подход к анализу ребенка, свойственный А.Фрейд.

Впоследствии А.Фрейд внесла изменения в технику детского психоанализа, начав изучать всё то, что могло вызвать у ребенка вытеснение и другие защитные механизмы: фантазии, рисунки, эмоции, – найдя в них эквивалент свободных ассоциаций, что сделало предваряющую анализ стадию излишней. В то же время А.Фрейд продолжала считать даваемую М.Кляйн символическую интерпретацию детской игры ригидной, стереотипной, не учитывающей неизвестные компоненты Эго, в силу чего получалось искаженное представление о личности ребенка

В своей второй книге "Эго и механизмы защиты" (1936) А.Фрейд систематизировала всё, что было известно в то время о действии используемых Эго защитных механизмов. Помимо вытеснения, она включила в этот список регрессию, изоляцию, проекцию, интроекцию, превращение в противоположность, сублимацию, реактивное образование и др. Данная систематизация значительно расширила понимание защитных и синтезирующих функций Эго, поскольку, согласно взглядам А.Фрейд, нет антитезы между развитием и защитой, так как все "защитные механизмы" служат как внутренним ограничениям влечений, так и внешней адаптации.

Что касается техники лечения, то она выстраивалась А.Фрейд в соответствии с моделью интрапсихического конфликта, где всё, что не являлось новым, описывалось как перенос. Исходя из такого понимания переноса, она подчеркивала его спонтанность. Ее точка зрения полностью совпадала со взглядом Фрейда, который также считал, что перенос создается не врачом.

Понимание Фрейдом навязчивого повторения как биологического атрибута живой материи, дающего объяснение вездесущести феномена переноса, привело к подчеркиванию спонтанности переноса как создающегося исключительно пациентом, и, вследствие этого, к модели интрапсихического конфликта и стандартной технике психологии одной личности. Краеугольные камни психоанализа – перенос и сопротивление – были заложены в основание идеализированной научной беспристрастности. Это вело к "интерпретационному фанатизму", когда всё, происходящее в аналитической ситуации, рассматривалось прежде всего как проявление переноса, что вело к явному неравенству между вездесущим объектом – аналитиком, и неравным субъектом – пациентом. Данное неравенство разрасталось в результате генетических интерпретаций аналитика, которые вели к восприятию пациентом аналитика как человека, знающего всё о его прошлом, в том числе и о происхождении сопротивления. При этом суждение о том, что является истинным, а что – искажением "истины", отдавалось целиком на усмотрение аналитика.

Всё же, позднее, в статье 1954 года "Расширение показаний к психоанализу", А.Фрейд, наконец, поставила вопрос о том, не могут ли некоторые агрессивные реакции пациентов, обычно рассматриваемые как трансферентные, вызываться категорическим отрицанием того факта, что аналитик и пациент как взрослые люди находятся в реальных личных отношениях. Таким образом, она пришла к мысли о том, что не всё в анализе является "переносом".

Интересна эволюция взглядов А.Фрейд на теорию влечений вообще, и инстинктивную теорию агрессии, в частности. В статье 1949 года "Заметки об агрессии" (Notes on Agression) она отстаивала отцовскую теорию агрессии, основанную на теории влечений к жизни и к смерти, и отвергала теорию фрустрации, в которой агрессия рассматривалась как реакция на неисполненное влечение-желание. Однако двадцать с лишним лет спустя, в статье "Комментарии по поводу агрессии" (Comments on aggression, 1972), она пришла к заключению, что злонамеренная человеческая деструктивность не обладает чертами, которые традиционно характеризуют влечения, такими, как сексуальность и голод, как в психоанализе, так и вне него. В частности, А.Фрейд вынуждена была признать, что у агрессии отсутствует особый энергетический источник, что она вызывается фрустрацией и находится на службе Эго, то есть используется в целях защиты. Несмотря на это, она, будучи не в силах отказаться от ортодоксальных взглядов своего отца, продолжала основывать свои клинические наблюдения на языке влечений.

Что касается фрейдовской теории влечений к жизни и к смерти, то мы согласны с мнением швейцарской исследовательницы метапсихологии Фрейда Корделии Шмидт-Хеллерау, говорящей о противоречивости концепции "влечения к смерти", которое, с одной стороны, является эндосоматическим нервным процессом, подталкивающим к разрядке, а с другой – некой мыслящей субстанцией, обладающей знанием о прошлом и стремящейся к определенной цели. В данном случае, считает она, "Фрейд упустил из вида то обстоятельство, что момент возвращения в исходное состояние и характеристики этого состояния определяются в соответствии с критериями регуляции на уровне структур, поскольку память системы обусловлена структурами, а не влечениями".

Работа в Хэмпстедском детском доме в годы войны привела А.Фрейд к подчеркиванию важной роли "объектных отношений". В частности, она отмечала, что дети, разлученные с матерями, страдали от эволюционных задержек и регрессировали. И лишь после установления хороших отношений с воспитательницей их прерванное развитие возобновлялось. Подобное акцентирование значимости объектных отношений содействовало отходу от прежней концентрации аналитиков исключительно на интрапсихических конфликтах.

В ходе совместной работы в детском доме А.Фрейд и Д.Барлингем пришли к выводу о том, что, в отличие от взглядов Фрейда, эмоциональное отношение ребенка с матерью предшествует началу его взаимоотношений с отцом. Типичная психоаналитическая линия развития выстраивалась ими следующим образом:

1) Вначале следовало биологическое единство матери и ребенка.

2) Затем, в качестве предшественницы истинных объектных отношений, наступала привязанность, обусловленная потребностью в опоре, где на первый план выходит удовлетворение влечений в связи с деятельностью объекта.

3) На третьей стадии либидо смещается с акта удовлетворения влечения и переносится на человека, в результате чего возникают собственно объектные отношения.

Данные взгляды целиком соответствовали фрейдовской теории вторичного влечения к матери на основе пищевого подкрепления.

В дальнейшем они были оспорены английским психоаналитиком Д.Боулби, разработавшим собственную теорию привязанности, согласно которой "факторы, от которых … наиболее явно зависит, к кому будет испытывать привязанность ребенок – это быстрота, с которой человек реагирует на сигналы ребенка, и интенсивность взаимодействия с ним". Поэтому "поведение привязанности может развиваться по отношению к объекту, от которого не исходит никакого положительного подкрепления в виде пищи, тепла или сексуальной активности". По мнению Боулби, "теория вторичного влечения младенца к матери была основана на предположении, а не на результатах наблюдений или экспериментов…. В дальнейшем обе теории – теория научения и психоанализ – разрабатывались на основе данного предположения так, словно оно уже получило свое подтверждение; больше оно не обсуждалось. А поскольку никакой другой теории в этой области не было, теория вторичного влечения … стала рассматриваться как самоочевидная истина".

При оценке степени истинности данных концепций мы склонны согласиться с точкой зрения американских психоаналитиков Ф.Тайсон и Р.Тайсона, считающих, что при искусственном изолировании друг от друга обе эти теории становятся тенденциозными, ибо "в первой преуменьшается или даже отрицается любая мотивация, кроме удовлетворения инстинктов, во второй же делается чрезмерный акцент на объектных отношениях и функциях Эго и недооцениваются инстинктивные потребности".

Вместе с описанием типичной линии развития ребенка, А.Фрейд вводит в своей книге "Норма и патология детского развития" (1965) понятие нормальных (временных) регрессий в развитии Эго, считая, что подобные регрессии служат как приспособлению к внешнему миру, так и защите от воздействий со стороны внутреннего мира, способствуя поддержанию нормального равновесия. При этом она отличает регрессию влечений к точкам фиксации от регрессии Эго.

В целом, ее представления об Эго расширились к данному времени до понятия "автономного Эго", введенного ранее Х.Хартманном. В частности, теперь она относила к предпосылкам социализации, помимо механизмов Эго, такие функции Эго как память, логическое мышление, проверка реальности, владение моторикой. В то же время, она продолжала проводить свои рассуждения на языке классического психоанализа и теории влечений, утверждая, в частности, что важной причиной неудачи социализации ребенка является отсутствие слияния агрессивных и либидинозных стремлений из-за недостатка постоянных объектных отношений.

В 1967 году А.Фрейд вновь обратилась к проблемам детского анализа, выступив на 25-м конгрессе МПА с докладом о значении термина "отыгрывание". В нем она пришла к заключению, что всем детям допубертатного возраста свойственно отыгрывание, то есть разыгрывание определенных ситуаций вместо их вербализации, которое, тем не менее, соответствует их уровню развития. Таким образом, она фактически признала, что ее расхождения со взглядами М.Кляйн на практике являются несущественными.

Пытаясь понять причины охватившего психоанализ в 70-е годы кризиса, А.Фрейд отмечала, что собственно аналитическая область исследования становится неопределенной из-за встречного влияния других наук. В частности, она сетовала на распространение исследовательских методов академической психологии на психоанализ. Говоря о развитии эго-психологии, А.Фрейд утверждала, что вместо разработки глубинной психологии, основанной на анализе защитных механизмов Эго, произошел переход к анализу личности в целом, а также обращение к психической жизни на стадии доречевого развития, то есть выход за пределы сферы конфликтов между Ид, Эго и Супер-эго. Противостоять данным редукционистским тенденциям в психоанализе, по ее мнению, может только возвращение к всесторонним метапсихологическим описаниям внутренней жизни человека, связанным с учетом динамических, структурных и экономических изменений психических инстанций в ходе лечения.

В целом, работа А.Фрейд содействовала пониманию Эго как относительно независимой организации, находящейся в постоянном взаимодействии с внешним миром, влечениями и другими интрапсихическими требованиями. Сама она до конца жизни придерживалась традиционной терминологии Фрейда, вводя изменения лишь как некоторые уточнения в рамках этой системы мышления. В связи с выше сказанным можно согласиться с мнением Р.Бессерера, немецкого исследователя ее жизни и творчества, который считал, что "главным стремлением, лежащим в основе ее психоаналитической работы, было сохранение замкнутого в себе и не зависящего от других наук психоанализа"

Джон Боулби

Боулби (Bowlby) Эдвард Джон Мостин (1907-1990) – английский психолог. (Полным именем он подписывался редко, и большинству психологов известен как Джон Боулби.) Получил медицинское образование в Кембриджском университете, специализируясь в области детской психиатрии. Его особое внимание привлекали проблемы психических травм в раннем возрасте, а также роль семьи в психическом развитии ребенка. В рассмотрении этих вопросов Боулби придерживался психоаналитической ориентации, приверженность которой сохранил на протяжении всей своей научной деятельности. Такая ориентация, однако, не исключила для Боулби выход за рамки традиционного психоаналитического подхода, ограниченность которого он довольно быстро осознал. В своих рассуждениях он использует понятия смежных дисциплин, в особенности этологии, пытаясь найти биологические детерминанты эмоционального развития. Исходя из гипотезы о том, что нарушения в поведении ребенка возникают в значительной мере под влиянием нарушений родительско-детских отношений, Боулби обратился к изучению истории становления личности малолетних преступников и уже в своих ранних исследованиях нашел убедительные подтверждения данной гипотезы. Дальнейшие исследования этой проблемы проводились в лечебных и воспитательных учреждениях, в которых длительное время проживали дети, оторванные от своих семей и лишенные контактов с матерью. Параллельно работам Боулби велись наблюдения У. Голдфарба над усыновленными воспитанниками приютов, а также широко ныне известные исследования Р. Спитца, сформулировавшего концепцию госпитализма.

В 1951 г. увидела свет наиболее известная книга Боулби – "Материнская забота и психическое здоровье", в которой собраны результаты проведенных исследований. Опираясь на данные своих наблюдений, а также на исследования Спитца, Голдфарба и других, Боулби сделал заключение: ребенок в раннем возрасте должен воспитываться в атмосфере эмоциональной теплоты и должен быть привязан к матери на основании интимных и стойких эмоциональных связей, которые для обоих представляют источник удовлетворения и радости. Ситуация, при которой ребенок страдает от нарушения такой эмоциональной связи, серьезно подрывает его психическое здоровье. В зависимости от степени и стойкости депривации искажения психического развития могут быть в разной степени тяжелыми, а порой и непоправимыми.

Он считает, что для младенца самое главное – ненарушенная привязанность к матери. Боулби предположил, что предрасположенность к привязанности – биологически обусловленная врожденная инстинктивная система реакций, которая является очень важным мотиватором поведения младенца, наравне с такими как потребность в оральном удовлетворении, если даже не важнее. Фундаментальное, основополагающее утверждение Боулби заключается в том, что человеческий ребенок входит в жизнь, обладая пятью высокоорганизованными поведенческими системами: он может сосать, улыбаться, цепляться, плакать, а также ориентироваться. Некоторые из этих систем действуют с рождения, другие же созревают чуть позже. Они активизируют систему материнского поведения у матери или того, кто заменяет ее, благодаря которой младенец получает обратную связь. Эта обратная связь инициирует у него определенное поведение, которое определяет привязанность. Так как инстинктивные реакции младенца пробуждены, а материнская фигура недоступна, то результатом может быть проявление тревоги, протестующего поведения, печали и страдания.

Большинство аналитиков согласны с результатами наблюдений Боулби о способности младенцев к привязанности, однако его возражения против теории двойственных инстинктов, концептуализация связи с матерью и утверждение, что горе и страдание младенец переживает так же, как взрослый, вызвали значительную критику. По мнению Шур: первичные биологически обусловленные системы инстинктивных реакции следует отличать от либидных инстинктов в психоаналитической концепции, поскольку последние относятся к сфере психологических переживаний и психических репрезентаций. Спитц добавляет, что хотя врожденные паттерны реагирования могут служить катализатором первых психологических процессов и лежать в основе либидных инстинктов и объектных отношений, недостаточно одних лишь биологических и механических паттернов. Врожденные реакции постепенно приобретают психологическое значение в ходе развития, которое включает развитие Эго и взаимодействие с окружающей средой. Спитц также оспаривал идеи Боулби о младенческих переживаниях горя, поскольку переживания горя и утраты требуют определенной степени перцептивной и эмоциональной зрелости, а также дифференциации себя и объекта, необходимых для удержания объектного отношения.

В дальнейшем Боулби дорабатывал свои взгляды в русле теории информации. Он рассматривал эту привязанность как опосредуемую структурированными поведенческими системами, активизируемыми определенными сигналами внутреннего или внешнего происхождения. Он с уверенностью утверждает, что привязанность невозможно объяснить накоплением психической энергии, которая впоследствии претерпевает разрядку. Он считает, что его гипотеза является альтернативой концепции либидо и не видит возможности ее интеграции в психоаналитическую теорию в ее современном виде. Это означает, что для Боулби психоанализ застыл где-то в момент разрядки инстинктов.

Психоанализ в современной России.

Начало возрождения психоанализа в России можно отнести к тому факту, что в 1978 году в Тбилиси состоялся Международный симпозиум по проблемам неосознаваемой психической деятельности, в работе которого впервые после 30-х годов приняло участие большое количество зарубежных психоаналитиков. Представилась реальная возможность общения с ведущими психоаналитиками. В печати появились материалы, отражающие интерес некоторых отечественных ученых к психоаналитическому учению Фрейда. Однако вплоть до середины – конца 80-х годов оценки психоанализа со стороны ряда философов, психологов и медиков носили на себе печать идеологического противостояния фрейдизму.

Только с началом "перестройки" российские психологи и врачи получили возможность беспрепятственно заниматься психоанализом.

В 1987 году состоялся первый визит в Москву французских психоаналитиков из "Института Фрейдовского Поля", а в 1988 году – американских психоаналитиков из "Американской психоаналитической Ассоциации".

После этого начались публикации работ З.Фрейда после почти 60-летнего перерыва, фактически снявшие табу с издания психоаналитической литературы.

Наиболее существенным моментом этого периода явилось создание Российской психоаналитической ассоциации (1990), куда вошли большинство наиболее известных ныне российских психоаналитиков и ее включение в структуру Международной психоаналитической ассоциации (1991).

С этого момента начали выходить в свет периодические издания по психоанализу, такие как "Российский психоаналитический вестник" (1991, Москва, с 1995 – "Психоаналитический вестник"), Философский психоаналитический журнал "Архетип" (1995), "Журнал практического психолога" (1996, Москва), серии книг "Библиотеки психоаналитической литературы", "Современный психоанализ", начался перевод и издание массовыми тиражами работ классиков и специалистов по современному психоанализу и публикация ряда монографий современных отечественных авторов по различным проблемам психоанализа, стали проводиться Всероссийские и Международные конференции по психоанализу.

В общем, в конце ХХ – начале XXI веков произошло существенное оживление психоаналитической активности в России, которая приобрела осмысленный и целенаправленный характер.

Одним из значительных и перспективных результатов этого стала возможность профессионального общения российских специалистов с зарубежными коллегами. Иностранных психоаналитики получили возможность приезжать в Россию и оказывать практическую помощь в становлении психоаналитического образования, профессиональной психотерапевтической деятельности и просветительской работы, а все возрастающее количество российских специалистов – получать соответствующую профессиональную подготовку в различных странах Европы и США.

Большое значение имеют беспрецедентная для России массовая подготовка кадров психоаналитиков и распространение психоаналитической терапии. В течение последних 15 лет создан целый ряд психоаналитических институтов, получивших право обучать специалистов по психоанализу, среди них Восточноевропейский институт психоанализа (1991, Санкт-Петербург), Институт психоанализа (1995, Москва), Институт практической психологии и психоанализа (1998, Москва) и некоторые другие.

В течение этих лет созданы и создаются многие психоаналитические ассоциации и общества. В силу естественной природы вещей и диалектического характера развития, не все психоаналитические институции выдерживают проверку временем, но все они внесли и вносят определенный вклад в развитие российского психоанализа и создают современную психоаналитическую среду.

Ныне в орбиту разнообразной психоаналитической деятельности вовлечены теоретики и практики более 30 городов России.

Не все проходит гладко. Психоанализ в настоящее время проходит процесс своего формирования, предстоит принять общие стандарты для обучения и квалификации психоаналитиков, поскольку в настоящее время общества и институты устанавливают свои правила для этого. Структуры, ориентированные на влиятельные международные психоаналитические организации имеют довольно четкие правила, они же наиболее жесткие. Очевидно, что данная позиция послужит ориентиром для законодательных требований к квалификации психоаналитика. Популяризация психоанализа идет очень высокими темпами. Психоанализ сейчас – самое модное слово в психотерапии, но дело не в моде, а в том, что миллионы людей во всем мире благодаря ему начали жить той жизнью, которую они считают достойной и комфортной для себя.

Выводы

При разработке модели процедурной последовательности объектных отношений первой целью была интеграция идей и методов различных подходов, а второй – расширение теоретических основ психотерапии. Ни когнитивно-бихевиоральная, ни психоаналитическая теории не лишены значительного редукционизма в их понимании человеческого опыта, в то время как теория деятельности, хотя и не всесторонне развитая в настоящее время, предлагает такое видение индивидуального развития, которое помещает индивида в широкий человеческий и исторический контекст. По этой причине ее развитие может создать оптимальные рамки для изучения психотерапии.

В настоящее время имеет место исключительное, тотальное игнорирование работ Выготского, игнорирование, которое отражает фрагментацию психологической науки. Например, Познер (1989) считает Пиаже единственным, кто представил разработанную теорию когнитивного развития. Более того, рассматривая Пиаже как занимавшегося только отношением ребенка к "аффективно нейтральным объектам", что не совсем верно, данный автор выдвигает как прерогативу психоанализа исследование "сильно заряженного опыта интимных отношений пациента с центральными фигурами в своей жизни", то есть области развития влечений, объектных отношений и зарождения структурных образований.

Разделив поле таким образом, Познер переходит к обнаружению интересной корреляции между психоанализом и теорией Пиаже относительно второго и третьего годов жизни. Он связывает между собой неразделимые явления, которые происходят из одного и того же опыта. Выготский рассматривал (с точки зрения, отличной от Пиаже), "сильно заряженный опыт близких отношений" ребенка, опираясь на роль взрослого в процессе интеллектуального роста, через интернализацию. Выготского интересовала первостепенная важность объектных отношений (т.е. опосредованной знаком совместной деятельности) для культурно оформленного когнитивного развития.

В данной статье теории деятельности и модели процедурной последовательности объектных отношений понимаются как дополняющие друг друга. Их совокупность предоставляет предварительную обобщенную основу для понимания человеческой психологии, и помимо других вещей, может прояснить процесс психотерапии и помочь

Литература

1. Асмолов А. Г. Психология личности: Учебник.–М.: Изд-во МГУ, 1990. – 367 с

2. Бессерер Р. Жизнь и творчество Анны Фрейд//Энциклопедия глубинной психологии, том третий, М., 2002, с.48.

3. Боулби Д. Привязанность. М., 2003, с.241.

4. Старовойтов В.В. современный психоанализ: интеграция субъект-объектного и субъект-субъектного подходов. М.: ИФ РАН, 2004.

5. Тайсон Ф., Тайсон Р. Психоаналитические теории развития. Екатеринбург, 1998, с.106.

6. Томэ Х., Кэхеле Х. Современный психоанализ, т.1. М., 1996, с.190.

Шмидт-Хеллерау К. Либидо и лета. СПб., 2002, с.183.

7. Филлис Тайсон и Роберт Тайсон Психоаналитические теории развития. Екатеринбург: "Деловая Книга", 1998