Коммуникативные цели и методы их достижения

Коммуникативные цели и методы их достижения.

В процессе коммуникации происходит не только передача закодированного посредством языка сообщения, но и осуществление определенного воздействия. Речевое воздействие, рассматриваемое в терминах теории речевой деятельности, имеет своей целью определенную организацию деятельности человека, "провоцирование" поведения собеседника в нужном говорящему направлении.

При организации речевой коммуникации важным является наличие целей говорящих. Эти цели влияют на выбор языковых средств при построении высказывания (лексический уровень), на само построение фраз (синтаксический уровень), а также на направление речевой реализации замысла (стратегический уровень). "На уровне коммуникативных (речевых) стратегий и тактик осуществляется планирование и, соответственно, последующее осуществление речевого высказывания на макроуровне.[Андреева В.Ю., 2008] Осуществление коммуникативной цели невозможно без коммуникативной стратегию Коммуникативная стратегия – это часть коммуникативного поведения или коммуникативного взаимодействия, в которой серия различных вербальных и невербальных средств используется для достижения определенной коммуникативной цели, как пишет Е.В.Клюев, "стратегический результат, на который направлен коммуникативный акт". [Клюев, 2005]

Стратегия – общая рамка, канва поведения, которая может включать и отступления от цели в отдельных шагах. Продавцов, в частности, учат стратегии продажи товара через коммуникацию с покупателем. Иногда продавец может высказаться плохо о том или ином товаре. Но при этом он неявно рекламирует другой имеющийся товар. Продавец (в особенности уличный распространитель) может использовать невербальные приемы (предложение вместе посмотреть брошюру с иллюстрациями – проникновение в личное пространство потенциального покупателя). Мы каждый день используем определенную стратегию приветствия для разных людей и для разных целей коммуникации с этими людьми. "Многие стратегии ритуализируются, превращаются в речевые конвенции и теряют "рематичность", информативность." [Соколов, 2002] Нарушение конвенций, напротив, может рассматриваться как "сообщение" Если вы часто опаздываете, и оправдываете свое опоздание, например, плохой работой транспорта, то вам перестают верить. Когда же это на самом деле происходит, то вашей правде не верят. В этом случае можно даже придумать парадоксальный принцип: соври, чтобы поверили. Аналогии в политике напрашиваются сами собой: нельзя повторять один и тот же аргумент или лозунг: он теряет информативность и степень доверия к нему также падает: Слова ветшают, как платье". [Соколов, 2002]

Еще один немаловажный аспект для достижения коммуникативных целей это коммуникативная тактика и коммуникативное намерение. Коммуникативная тактика, в противовес стратегии, как общей канве коммуникативного поведения, рассматривается как совокупность практических ходов в реальном процессе речевого взаимодействия. "Коммуникативная тактика – более мелкий масштаб рассмотрения коммуникативного процесса, по сравнению с коммуникативной стратегией. Она соотносится не с коммуникативной целью, а с набором отдельных коммуникативных намерений" [Кашкин. 2000].

Коммуникативное намерение (задача) – тактический ход, являющийся практическим средством движения к соответствующей коммуникативной цели. "Вспомните предыдущий пример с "временной откровенностью" перед покупателем. Такая же "временная откровенность" содержится в риторических фигурах политиков, признающихся: "Мы не ангелы, мы простые люди", хотя коммуникативной целью является убедить избирателя именно почти в "божественной" исключительности потенциального избранника." [Соколов, 2002] Для этого могут использоваться также невербальные элементы коммуникации. Намерение и цель здесь разные, но в конечном итоге, в рамках стратегии намерение способствует осуществлению общей цели.

Е.В.Клюев предлагает следующую схему, позволяющую понять соотношение элементов стратегии и тактики в коммуникативном процессе: "используя коммуникативную компетенцию, говорящий ставит перед собой коммуникативную цель (определяя или не определяя коммуникативную перспективу, то есть, возможность вызвать желаемые последствия в реальности) и, следуя определенной коммуникативной интенции, вырабатывает коммуникативную стратегию, которая преобразуется в коммуникативную тактику (или не преобразуется, или преобразуется неуспешно) как совокупность коммуникативных намерений, пополняя коммуникативный опыт говорящего".[Клюев, 2005]

Процесс коммуникации, включая его главный компонент – обмен информацией между коммуникантами осуществляется в коммуникативной сфере. Под коммуникативной сферой мы понимаем область коммуникативной деятельности человека в которой происходит сообщение или получение определенной информации. В коммуникативной сфере осуществляется общественная деятельность людей в сфере духовной, политической, экономической, производственной жизни. Коммуникативная сфера интегрирует целый ряд социально значимых характеристик коммуникации, таких как смысловая информация, социальный статус коммуникантов, их коммуникативные роли и степень мотивированности в обмене информацией и тем самым она определяет себе роль доминанты в коммуникативной системе.

Коммуникативная сфера по разному реагирует на сообщение. По отношению к субъекту событий (сообщений) она "ведет" себя дружественно, нейтрально или враждебно. Эта реакция среды зависит также от качественных параметров информации. Так например, негативная информация дружественной средой будет воспринята с сочувствием, враждебная с злорадством. "На позитивное событие дружественная среда ответит похвалой, враждебная – недоверие. Эти типы реакций должные моделироваться и учитываться при планировании коммуникативных кампаний".[Шарков, 2002]

Коммуникативная сфера определяется уровнем социально-экономического и культурного развития общества. Основным критерием классификации коммуникативных сфер является информационное поле дискурса, а вспомогательным – способ и средства выражения информации. Различают обиходно-бытовую, деловую, научную, профессиональную и художественно-творческую коммуникативные сферы. Эти сферы отличаются функционально-стилистическими особенностями языковых элементов, используемых в конкретной коммуникативной системе.

Теперь обратимся непосредственно к коммуникативным целям в речевом дискурсе. Возникает важный вопрос: Чем же отличается эффективное общение от общения просто?

Во-первых, наличием четкой цели, т. е., общаясь с каждым конкретным человеком, не плохо бы предварительно уяснить для себя – а чего вы, собственно, от него хотите? Это помогает избежать больших потерь времени и энергии. Цели могут быть не только материальными. Это может быть и моральная поддержка, необходимая вам или кому-то другому, и самоутверждение, и получение признания, любви, внимания, и даже просто "счастье человеческого общения"! А еще – обмен информацией. Другое дело, когда заявлена одна цель, а подразумевается совершенно другая.

"Коммуникативная цель должна быть сформулирована утвердительно. Если в формулировке цели оказывается частица "не", а также любой глагол типа "перестать", "бросить", "прекратить", следует немедленно остановиться и задать себе вопрос: а чего я хочу вместо этого? Можно бросить курить, если вести здоровый образ жизни и бегать трусцой по утрам. Можно перестать обижаться на соседа, если договориться с ними к взаимному удовольствию, а можно – разорвать отношения вообще. Так что имеет смысл заранее определиться с результатом." [Аксенов, 2009]

И, главное, определиться с коммуникативными целями. Особенно это актуально для переговоров.

Кроме того, есть и другой аспект. Дейл Карнеги сказал: "Менеджеры, которые не умеют справляться с беспокойством, умирают молодыми".[Карнеги, 2000] Так вот – он был не прав, потому что это высказывание относится не только к менеджерам. Любое действие – это ваш выбор, но и ответственность за него – тоже ваша.

Вторым важным критерием является личная ответственность. "Четко сформулированная цель (чего хочу) это, как говорится, хорошо, но мало. Сразу вслед за этим возникает вопрос – а что я могу сделать, чтобы добиться от собеседника нужного мне действия?" [Аксенов, 2009]

Отправитель и получатель информации в системе коммуникации осуществляет и общую базовую функцию. должны отвечать общим требованиям: иметь хотя бы минимальный уровень гуманитарных знаний; понимать общий символьный язык (код); иметь ключи для кодирования и дешифрации закодированной информации; иметь взаимное желание к установлению и поддержанию коммуникации. Кроме того они должны обладать так называемыми фоновыми знаниями коммуникантов – знаниями окружающей действительности, социальных ценностей общества, культуры и т.п.

Коммуникатор, ставящий цель овладеть конкретной аудиторией, должен определить ее социальную ориентацию, знания и интересы. В зависимости от этого подбирается форма информации, ее объем и структура, а также средства ее передачи. Причем не любая информация служит реализации основной цели коммуникации – передаче содержательной информации. Одна часть информации является фоновой, другая несет лишь эмоциональный заряд, третья – ассоциативную функцию, напоминая о чем-либо, вызывая нужные для данного случая ассоциации.

Для уточнения коммуникативной ролей определим взаимосвязи между ролью и статусом. Социальный статус в определенной степени обусловливает ролевые отношения коммуникантов: зная социальный статус коммуникантов, мы можем с определенной долей вероятности прогнозировать их ролевые функции и способы их выражения. Одновременно по коммуникативным ролям можно судить о социальном статусе коммуникантов.

Термины "статус" и "роль" в определенной степени связаны с понятием "социальный стереотип". Американский исследователь У. Липпман это понятие ввел в оборот в 1922 г. для обозначения устойчивых образов социальных объектов и событий. В качестве примера устойчивого образа можно привести консерватора, милиционера, фермера, безработного и т. п. Стереотипы социальных объектов могут иметь как положительную, так и отрицательную стороны. В последнем случае они способствуют возникновению предубеждений, неприязни как на межличностном уровне, так и на общенациональном уровне. Стереотипы оказывают большое влияние на формирование образа коммуникантов благодаря коммуникативной установке, регулярности и повторяемости.

Если целями общения является обмен информацией преимущественно эмоционального содержания, то целями коммуникации являются: обмен и передача информации; формирование умений и навыков, развитие профессиональных качеств; формирование отношения к себе, к другим людям, к обществу в целом; обмен деятельностью, инновационными приемами, средствами, технологиями; изменение ценностных установок и мотивации поведения; обмен эмоциями.

В зависимости от целей сообщения в научной литературе выделяют пять моделей коммуникации: познавательная, убеждающая, экспрессивная, суггестивная, ритуальная. Для каждой из этих моделей характерны свои цели и ожидаемый результат, условия организации, коммуникативные формы и средства.

Исходя из целей, коммуникация выполняет следующие функции: информационно-коммуникативную (процесс обмена информацией); интерактивную (взаимодействие индивидов в процессе межличностного общения); гносеологическую (познавательную); аксиологическую (процесс обмена духовными ценностями); нормативную (процесс передачи и закрепления норм в обыденном сознании); социально-практическую (обмен результатами деятельности, способностями, умениями, навыками).

2. Виды и функции коммуникативных целей

Можно вести речь о функциях коммуникации в целом (о ее роли в жизни и деятельности человека и общества). Можно также говорить о функциях отдельных коммуникативных актов и коммуникативных событий.

эмотивная,

конативная

референтивная

поэтическая

фатическая

Каждая из предложенных им функций связана с тем или иным участником или элементом коммуникации.

Некоторые исследователи (А.А.Леонтьев, Н.Б.Мечковская) добавляют также магическую или заклинательную функцию, этническую (объединяющую на-род) функцию, биологическую функцию (для коммуникации животных).

Другие исследователи предпочитают минимизировать количество функций, выделяя лишь основные и считая другие разновидностью основных. Так, известный психолог и лингвист Карл Бюлер (1879-1963) выделял три функции языка, проявляющиеся в любом акте речи: функцию выражения (экспрессивную), соотносимую с говорящим, функцию обращения (апеллятивную), соотносимую со слушающим, и функцию сообщения (репрезентативную), соотносимую с предметом речи. Отправитель сообщения выражает себя, апеллирует к получателю и репрезентирует предмет коммуникации.

Традиционно также выделяется либо две, либо три функции языка и коммуникации, которые, впрочем, пересекаются друг с другом. Считалось (и бытовое сознание очень легко воспринимает это мнение), что язык в первую очередь выполняет познавательную (когнитивную) или информационную функцию: выражение идей, понятий, мыслей и сообщение их другим коммуникантам. Вторая функция, которая обычно выделялась – оценочная: выражение личных оценок и отношений, третья – аффективная: передача эмоций и чувств. Роджер Т.Белл, известный американский автор работ по социолингвистике, соотносит с этими функциями языка три сферы гуманитарных наук: лингвистика и философия (когнитивная функция), социология и социальная психология (оценочная функция), психология и литературоведение (аффективная функция).

Рассмотрим более подробно наиболее известную модель Р.О.Якобсона, в которой выделяется шесть функций, в соответствии с участниками и аспектами его же модели коммуникации. Модель Якобсона применима как для анализа языка и коммуникативных систем в целом, так и для функционального исследования отдельных речевых и коммуникативных актов и коммуникативных событий.

Слабые места приведенных моделей связаны как с минимализацией функций (упрощение), так и с введением большого их количества; весьма незначительно исследована роль адресата (только в глазах говорящего, в его предположении о возможной реакции слушающего); не учитывается общий языковой фон и общественный характер коммуникации, рассматриваются два минимальных участника (групповая и массовая коммуникация требуют отдельного и дополнительного разговора). Хотя ‘фактор адресата’ и заложен в модели, обратная связь, реальный отзвук сообщения не всегда учитывается, модель носит однонаправленный характер (от отправителя к получателю). На деле же каждый из них участвует в коммуникации на равных правах, кроме того, участники коммуникации поочередно исполняют роли отправителя и получателя сообщения.

Функциональная характеристика сообщения (коммуникативного акта) может быть дана в зависимости от его направленности, его основной коммуникативной задачи. Р.Димблби и Г.Бертон выделяют шесть функций сообщений и коммуникативных актов:

1. предупреждение,

2. совет

3. информация

4. убеждение. [Dimbleby R., Burton G.. 1998]

Эта классификация функций является прагматической. то есть, связанной с употреблением коммуникативных средств для достижения определенных целей. О прагматике будет идти речь в лекции, посвященной семиотическим аспектах коммуникативного процесса.

Еще одна интересная модель языковых функций связана с именем австралийского лингвиста, автора ряда работ по функциональной грамматике, М.А.К.Хэллидея. Система Хэллидея содержит три макрофункции, в которые в процессе языкового развития индивида соединяются семь исходных дискретных (отдельных) функций в языковом поведении ребенка. Каждый акт взрослого, по мнению Хэллидея, обслуживает более чем одну функцию сразу. Три макрофункции в системе Хэллидея – это идеационная, межличностная и текстуальная. Идеационная близка традиционно выделяющейся когнитивной, но шире ее, включает "выражение опыта", оценочные и аффективные аспекты. Межличностная функция включает в себя индексальную и регулятивную, выражая роль говорящего в речевой ситуации, его личные приверженности и взаимодействие с другими. Именно эта функция способствует установлению и поддержанию социальных отношений, посредством которых разграничиваются социальные группы, а индивид получает возможность взаимодействия и развития собственной личности. Текстуальная функция связана со структурированием речевых актов – выбором грамматически и ситуационно уместных предложений. Недаром именно Хэллидей называл функциональную грамматику грамматикой выбора. Модель Хэллидея позволяет описать ситуативно-обусловленное использование языка, в котором семантический компонент соотносится с социальным, с одной стороны, а с другой – с лингвистическим. По мнению Хэллидея, на входе семантика имеет социальное, а на выходе – лингвистическое. Семантика, таким образом – промежуточный, посредующий уровень между социальным (ситуацией) и лингвистическим (текстом и языковыми средствами конкретного речевого акта).[Кашкин В.Б.,2000]

Впервые ввел понятие иллокуции Д. Остин, вслед за которым лингвист выделил четыре основных признака иллокуции.

1. Иллокутивный акт должен обладать целенаправленностью, коммуникативным намерением, т.е. при произношении иллокутивного акта говорящий намерен достигнуть какой-то определенной цели. Это основной признак иллокутивного акта наличие так называемой коммуникативной цели.

2. Локутивный акт – это акт произнесения чего-либо, а иллокутивный акт – акт, который происходит при произнесении чего-либо.

3. Иллокутивное высказывание может обладать эксплицитным перформативом.

4. Иллокутивный акт осуществляется согласно какой-либо конвенции, т.е. взаимному согласию собеседников, заранее предполагающему наличие определенных целей у коммуникантов, с учетом того, что коммуникативная цель каждого из них не помешает реализовать коммуникативное намерение собеседника. [Казанцева, 2001]

Говоря о видах и целях коммуникаций, необходимо сказать о труде Остина Дж. "How to Do Things with Words" Дж. Остин не смог однозначно признать, что все высказывания представляют собой действия. Но одновременно не смог не признать, что отдельный сегмент вербального материала ("перформативы") содержит в себе действия и тем отличается от другого сегмента – суждений. Эта противоречивость выразилась в том, что Дж. Остин был вынужден спасать классическую логику с ее главным элементом – суждениями, и по мере того вынужден был остановиться на полпути в интерпретации перформативности языковых фактов.

В реальном речевом процессе на месте подлежащего присутствует не "субъект" с объективными свойствами, который, якобы, определяет "предикат", а "объект", созданный говорящим, т. е. замеченный им, выделенный им из прочих возможных, оказавшийся для него важным, поставленный в определенную связь с другими выделенными объектами, наделенный актуальными признаками, и пр. Эти "назначения" необходимы говорящему для реализации своих целей в мыслимом коммуникативном пространстве.

В этом смысле все речевые факты перформативны, т. е. необходимы говорящему как совершенный им выбор в ситуации коммуникации. Так, высказывание "Я приношу извинения" столь же перформативно, как и высказывание "Он мне задолжал", "Земля имеет форму шара" или "Сократ есть человек": во всех случаях речь идет о действии говорящего в мыслимой коммуникативной ситуации или о попытке воздействия на мыслимого адресата в актуальных условиях. Во всех случаях говорящий считает необходимым привлечь внимание мыслимой аудитории к избранному факту (осознает, зачем ему производить данное воздействие, избирает объект, на котором фиксируется внимание собеседников и который может совпадать с "грамматическим подлежащим", свидетельствует о нужном ему факте, идентифицирует ситуацию и возможные фреймы в сознании аудитории и пр.). При этом воздействие, которое производит говорящий посредством произнесения слов, во всех приведенных случаях необходимо ему в каких-то целях. "Несомненным является лишь то, что говорящий посчитал необходимым оказать данное воздействие на адресата, но при этом он мог не испытывать чувства вины в первом примере, попросту лгать во втором, сознавать, что шар – слишком приблизительное сравнение, в третьем и в четвертом – что данное действие несколько странно ввиду своей очевидности и ненужности в конкретной ситуации. Во всех случаях речь идет не о внутренних состояниях (мыслях) говорящего, которые прямо соответствовали бы его словам или истинному положению дел, а о влиянии, которое он решил оказать на адресата в результате осмысления определенной ситуации и своих целей в ней. В этом смысле субъектом любого высказывания является говорящий, который действует, однозначно приписывая сказанное себе, т. е. реализует свое влияние в коммуникативной ситуации." [Вдовиченко, 2008]

Ясно, что суждение в такой интерпретации (в отличие от классической, где в качестве подлежащего выступает самостоятельная вещь/явление с ее объективной природой), приобретает отчетливые черты действия, производимого говорящим. Соответственно, получается, что пытаться верифицировать любое актуальное суждение – значит, верифицировать проявление свободной воли того, кто действовал, т. е. впадать в абсурд, поскольку словесное действие, направленное на мыслимого адресата, как, впрочем, и любое действие, может быть открытым, коварным, целенаправленным, эффективным, дерзким, необдуманным, вероломным, неловким и пр., но оно не может быть истинным или ложным. В том же смысле не может быть истинным или ложным забивание гвоздя, наполнение ведер дождевой водой или словесно выраженное недовольство начальника подчиненным. Другими словами, даже в том случае, когда можно проверить "истинное" положение дел (хотя таких случаев в действительности немного), проверяющий может убедиться лишь в том, что тот, кто произносил суждение, по каким-то причинам представил в своем действии иное положение дел, нежели то, которое наблюдает верификатор. Но само действие (как попытка влияния на слушателя в определенной ситуации) было совершено: говорящий выделил объект действия, избрал аудиторию, констатировал нужные ему связи, приписал необходимые мыслимые свойства выделенным объектам и пр., – и это невозможно верифицировать, поскольку это совершилось со всей очевидностью на глазах слушателя. Так, если даже реальное положение дел не соответствует тому суждению, которое было высказано, неправота относится не к суждению, а к тому, кто его произнес, поскольку вне говорящего суждения нет и не может быть. Другими словами, суждение, рассматриваемое в реальной коммуникативной действительности (а не абстрагированное от коммуникативного процесса, к чему стремится аристотелевская логика), не может верифицироваться как истина или ложь. Оценка суждения есть в действительности оценка действия говорящего.

В этом смысле относиться серьезно к верификации суждения можно лишь в том случае, если признавать, что существуют истины сами по себе и что вербальная форма суждения в состоянии прямо констатировать существующую истину. Поскольку "как обособление объекта (с последующим признанием за ним, скажем, статуса "подлежащего" суждения), так и приписывание предиката выделенному объекту ("сказуемое суждения") представляют собой всецело психические процессы, обусловленные особенностями антропоцентрического дискретного мышления, проблему истины следует рассматривать как субъектный когнитивный феномен, а не как объективное состояние дел, выраженное в мысли и слове." [Вдовиченко, 2008]

Второй аргумент в пользу существования вне-перформативных констативов (утверждений) отсылает к трехчленной схеме "локуция –иллокуция – перлокуция", сформулированной Остином. Необходимость введения этих понятий возникает вследствие желания Остина рассмотреть подробнее, что такое действие, а это, в свою очередь, вызвано намерением определить различие между перформативом и констативом: "Включившись в программу по определению списка эксплицитных перформативных глаголов, мы обнаруживаем, что в том, что мы собираемся найти, не всегда просто разграничить перформативные употребления и констативы, и поэтому представляется целесообразным вернуться на некоторое время назад, к основаниям, и рассмотреть с самого начала, как много имеется смыслов, в которых сказать что-либо и есть сделать что-либо или, говоря что-либо, мы тем самым делаем это и даже посредством самого говорения мы делаем что-либо".[Остин, 1999]

Сначала Остин разграничивает фонетические, фатические и ретические действия: "Мы произвели три приблизительных разграничения между фонетическим, фатическим и ретическим действиями. Фонетическое действие есть просто действие по употреблению определенных звуков. Фатическое действие есть употребление определенных вокабул, или слов, то есть звуков определенного рода, принадлежащих (и в качестве принадлежащих) определенному словарю и соотносящихся (и в качестве соотносящихся) с определенной грамматикой. Ретическое действие – это совершение действия использования таких вокабул с определенными или более или менее определенными смыслом и референцией. Так, "Он сказал: 'Кошка сидит на ковре'" представляет собой фатический акт, в то время как "Он сказал, что кошка сидит на ковре" представляет собой ретический акт". [Остин, 1999]

Это различие дает основание для перехода к рассуждениям о похожем, но несколько ином типе действий – локуции, иллокуции и перлокуции: "Вначале мы разграничили группу вещей, которые мы делаем при произнесении чего- либо, обобщив это разграничение словами о том, что мы совершаем локутивное действие, которое приблизительно эквивалентно употреблению определенного предложения с определенным смыслом и определенной референцией, что, опять-таки, приблизительно эквивалентно "значению" в традиционном смысле. Затем мы сказали, что мы также можем совершать иллокутивные действия, такие как информирование, приказ, предостережение, предпринимание и т. д., то есть употребления, которые имеют определенную (конвенциональную) силу. Наконец, мы можем совершать также перлокутивнные действия – то, что мы привносим или достигаем посредством говорения чего-либо, например убеждение, принуждение, устрашение и даже, скажем, удивление или заведение в тупик". [Остин, 1999]

Первое разграничение соотносится со вторым следующим образом: локутивному действию соответствует в совокупности фонетическое и фатическое, иллокутивному – ретическое, перлокутивному действию из второго деления ничего не соответствует в первом.

Теоретическое основание для признания локуции в качестве обособленного теоретического объекта образует оппозиция "язык–употребление", или "язык– речь", которую Остин принимает за нечто самоочевидное. Замечания на эту тему рассеяны по всем лекциям, например: "Представляется правдоподобным, что эксплицитное разграничение различных сил, которые может иметь данное употребление, является позднейшим достижением языка, причем весьма значительным; примитивные, или первоначальные, формы употребления будут сохранять "абмивалентость", или "двусмысленность", или "затемненность" примитивного языка в этом отношении; они не будут делать эксплицитной точную силу употребления". [Остин, 1999]

Независимость локуции в конечном счете обеспечивается для Остина независимостью "языка" – грамматики и словаря, т. е. тех выражений в соответствии с грамматикой и словарем, которым еще не придана иллокутивная сила. Так, определяя фонетическое и фатическое действия, которые в совокупности составляют локуцию, он подчеркивает, что основанием этих действий является системный компонент "языка": "Мы можем согласиться, не настаивая на формулировках и уточнениях, что сказать что-либо есть: (А.а) всегда совершить действие употребления определенных звуков ("фонетическое" действие), что употребление есть звук; (А.Ь) всегда совершить действие употребления определенных вокабул, или слов, то есть звуков определенного типа, принадлежащих определенному словарю, в определенной конструкции, то есть соответствующих определенной грамматике с определенной интонацией и т. д. Это действие мы можем назвать "фатическим".

В том же смысле Остин замечает: "Фонетическое действие есть просто действие по употреблению определенных звуков. Фатическое действие есть употребление определенных вокабул, или слов, то есть звуков определенного рода, принадлежащих (и в качестве принадлежащих) определенному словарю и соотносящихся (и в качестве соотносящихся) с определенной грамматикой".

Подобным же образом Дж.Остин противопоставляет иллокутивную силу высказывания и его значение: "Вначале мы разграничили группу вещей, которые мы делаем при произнесении чего-либо, обобщив это разграничение словами о том, что мы совершаем локутивное действие, которое приблизительно эквивалентно употреблению определенного предложения с определенным смыслом и определенной референцией, что, опять-таки, приблизительно эквивалентно "значению" в традиционном смысле. Затем мы сказали, что мы также можем совершать иллокутивные действия, такие как информирование, приказ, предостережение, предпринимание и т. д., то есть употребления, которые имеют определенную (конвенциональную) силу". [Вдовиченко, 2008]

Таким образом, первая риторическая стратегия, которой пользуется Остин для оправдания обособленной локуции, – это возведение к общепризнанному разделению "языка" и употребления, или значения и иллокутивной силы: если "язык" оправдан как теоретический объект и локуция соответствует языку, то локуция тоже оправдана как особый теоретический объект. То же в отношении значения: если самостоятельное значение оправдано как теоретический объект и локутивная сила соответствует значению, то локутивная сила оправдана как особый теоретический объект.

Второй стратегией является своего рода дозирование коммуникативого компонента при рассмотрении вербальных фактов. "В одних случаях, когда речь идет о перформативах (которые, по некоторым суждениям Остина, сущностно отличны от констативов), в рассуждении присутствуют все основные компоненты реального коммуникативного процесса – говорящий, адресат, вербальные модели, осознанные условия совершения вербальных действий." [Вдовиченко, 2008]

В приведенном Остином примере перформатив "Я прошу прощения" рассматривается как вербальная модель, кем-то произнесенная и кому-то адресованная, в то время как констатив "Он бежит" сразу соотносится с фактом реального мира, как будто тот, кто это произнес в актуальной ситуации, просто констатировал факт, не преследуя никаких целей, не фокусируя на объекте чье-то внимание, не пытаясь достичь этим высказыванием нужного эффекта в сознании адресата, и пр. Снова возникает картина непонятной, бессмысленной вербальной игры "Назови правильно факт действительности", в которую говорящие как будто играют без всякой цели и смысла.

Здесь же заметна и другая стратегия Остина – опора на вербальную форму как на самотождественное выражение сознательного процесса, или мысли. По – видимому, Остин доверяет предметному слову не меньше, чем его предшественники. Так, он всерьез ищет грамматических критериев отличия перформативов от констативов, полагая, что в высказывании может присутствовать определенный предметный знак, указывающий на его перформативность: "Мы должны спросить: существует ли точный способ, посредством которого мы могли бы окончательно разграничить перформативы и употребления? И, в частности, следовало бы прежде всего спросить, существует ли грамматический (лексикографический) критерий для разграничения перформативного употребления". [Остин, 1999]

Высказывания типа "Я там буду" невольно называются у Дж. Остина перформативами, но имплицитными. Чтобы стать настоящим, такому перформативу следует стать эксплицитным, т. е. иметь в своем составе предметный знак – перформативный глагол (список которых затем станет главных критерием отличия констативов от перформативов).

Получается, согласно Остину, пока нет соответствующего слова, называющего действие ("обещаю"), нет и самого действия, словно тот, кто в актуальной ситуации сказал "Я там буду" вместо "Я обещаю, что я там буду", сделал нечто, не обладающее актуальным смыслом, т. е. невразумительное и абсолютно никому не нужное.

Все эти стратегии, как видно, имеют основанием общепризнанные подлежащие прежней лингвистической модели: слово как самотождественное смыслоформальное единство; высказывание как логический, а не коммуникативный феномен; язык как систему предметных слов, которая противостоит узусу; ассоциирование мысли с вербальным утвердительным предложением. В результате Дж. Остин считает доказанным положение, что можно совершать локутивные действия без совершения иллокутивных, т. е. что перформативы и констативы различны.

Таким образом, констативы (утверждания), несмотря на все самоопровергающие наблюдения Остина, продолжают оставаться не-действиями, или неполноценными действиями. Они по-прежнему образуют основание для логического подхода к высказыванию и для самой классической логики и грамматики. Соответственно, грамматика продолжает оставаться логической, предметно обусловленной, смыслоформальной, рассматривающей слово в качестве самотождественной единицы одновременно смысла и высказывания.

Согласно Дж.Остину, одно и то же высказывание (локуция), созданное в соответствии с грамматикой и словарем "языка", может иметь различные употребления. Высказывание получает правильное объяснение только при определении его иллокутивной силы, которая возникает в реальном языковом обмене. Давать объяснение высказыванию в терминах "значений слов" "языка" – недостаточно или даже просто ошибочно, хотя именно это до сих пор зачастую случается. Иллокутивной силе соответствует значение высказывания, которое составляет локуцию и организуется по правилам "языка". Силу и значение необходимо разделять.

Дж. Остин, с одной стороны, признает, что "рассмотрение вербальных фактов в качестве только локуций (т. е. только "языка" как грамматики и значений слов) было ошибкой философии." [Остин, 1999] Однако, с другой стороны, самостоятельное значение слов и грамматики (т. е. "языка") Остином не отрицается. Это признание самостоятельного статуса локуции используется в лекциях как главное доказательство существования утверждений, отличных от перформативов. Другими словами, осужденная и отвергнутая "философская" ошибка (рассмотрение высказывания как "только локуции") становится затем доказательством главной мысли Остина – независимые констативы (утверждения) существуют сами по себе и как таковые составляют оппозицию перформативам.

Перформативы Остина можно считать начатком новой модели лингвистического описания, в которой весь искомый процесс смыслообразо- вания в речи интегрируется понятием личного осознанного действия, совершаемого в коммуникативном пространстве с использованием слов.

3. Коммуникативные стратегии и методы их реализации в рамках межкультурных коммуникаций

Будучи когнитивно коммуникативным феноменом, оязыковленной социальной практикой индивидов и групп, дискурс с необходимостью привлекает для своего анализа междисциплинарные методы, среди которых заслуживает внимания интентанализ – относительно новое направление в дискурсивных исследованиях, обоснованное в работах социальных психологов и философов и применяемое в социологии массовой коммуникации, и его сочетание с анализом стратегий и тактик дискурса. [Мишланов, 2009]

В современной научной литературе наблюдается разночтение понятия "коммуникативная стратегия". Для одних исследователей – это "когнитивная деятельность субъектов в процессе последовательной реализации коммуникативного намерения в рамках коммуникативного события" [Schmidt, 1971], "когнитивная структура мотивов и целей".[Дейк, 2008] Для других – это пути выхода из ситуации коммуникативного затруднения, выбор одного из возможных вариантов действий, "потенциально осознаваемые планы решения проблемы".[ Schmidt, 1971] Для третьих – это тип или линия поведения одного из коммуникантов в конкретной ситуации общения", "линия коммуникативного поведения".[Дейк, 2008] Точка зрения Андреевой В.Ю. "Коммуникативная стратегия понимается как комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели, формируемой в процессе речевой деятельности под воздействием мотива, который, в свою очередь, обусловлен соответствующей потребностью. Коммуникативная тактика является иерархически более мелким уровнем планирования речевого поведения и выступает в качестве способа реализации стратегии." [Андреева В.Ю., 2008]

Осуществляя коммуникативную стратегию (далее – КС) коммуникант реализует генеральную коммуникативную интенцию в рамках процесса общения. Для этого он целенаправленно использует совокупности определенных речевых действий (речевых актов), направленных на достижение промежуточных коммуникативных целей в ходе социальной интеракции. Согласно В.Г. Костомарову "однородные по интенции и реализации речевые действия, направленные на коммуникативное решение одной из задач в рамках избранной стратегической линии, считаем компонентами КС и называем речеповеденческими тактиками". [Костомаров, 2005]

Толмачева Т.А. разработала методическую типологию КС и РПТ, основанную на следующих группах речевых актов, объединенных сходными коммуникативными функциями: "обмен информацией, оценка и комментарий, выражение эмоций, побуждение – регулирование отношений, социальноконвенциональные речевые акты (установка, поддержание, развитие и окончание контакта); организация речевого высказывания и поддержка понимания." [Толмачева, 2006]

Информативная КС – комплекс речевых действий, нацеленных на сообщение/получение необходимой информации и оказывающих прямое или скрытое воздействие на вербальное/невербальное поведение собеседника, направленных на осмысление говорящим ситуации общения, предоставляя ему определенную свободу в выборе РПТ: сообщение информации, выражение согласия/несогласия, запрос информации, выражение скрытого волеизъявления.

"Оценочновоздействующая КС – комплекс речевых действий, направленных на оказание аксиологического воздействия на собеседника, вербальное выражение эмоциональной оценки, состояния, мнения, создание желательных для говорящего ассоциаций и сравнений, стремление создать необходимую коммуникативную атмосферу, апелляцию к ценностям, установкам собеседника, вербализацию ценностных суждений и сопровождающих их эмоций." [Толмачева, 2006]

Эмоциональновоздействующая КС – комплекс речевых действий, выражающих эмоциональное состояние собеседника: одобрение, похвала, оценочное суждениемнение, выражение симпатии, радости, удовольствия, счастья и др. Реализуя данный тип КС, говорящий пытается изменить акциональное состояние собеседника, т.е. побудить к выполнению какоголибо действия или привести в определенное психоэмоциональное состояние.

Регулятивнопобудительная КС – комплекс речевых действий одного из коммуникантов в конкретной ситуации общения, который соотносится с планом достижения глобальных (локальных) коммуникативных целей в рамках всего сценария функциональносемантической репрезентации интерактивного типа, связан с интенцией "продуцента персуазивного сообщения" [Толмачева, 2006] направлен на управление поведением партнера и выражает непосредственное побуждение к совершению действия (совет, просьба, жалоба, требование, приказ, аргументация и др.).

Конвенциональная КС представлена двумя группами: социальноконвенциональная КС (установление, развитие, поддержание, размыкание контакта) и КС организации речевого высказывания и поддержки понимания (правила этикета, извинение, выражение благодарности; запрос дополнительной информации, вежливый "перебив", предотвращение "перебива", вовлечение собеседника в процесс общения, уклонение от обсуждения неприятных для собеседника тем и др.).

Сопутствующие типы стратегий (метакогнитивные, компенсаторные, общеучебные) обеспечивают необходимый баланс между когнитивными процессами, фоновыми иноязычными и инокультурными знаниями, ситуацией межкультурного общения и корпусом КС.

1. Метакогнитивные стратегии – "стратегии смыслоформирования и смыслоформулирования" [Залевская, 2002] – комплекс универсальных речемыслительных действий, обусловливающих возможность "когнитивного развития" вторичной языковой личности и способствующих активизации интеллектуальных и психоэмоциональных резервов для обеспечения быстроты протекания речемыслительной деятельности и включающих тактики планирования, вероятностного прогнозирования, принятия решений, смыслового программирования речемыслительного действия, анализ, синтез, оценку, контроль вербальной реализации избранной КС.

2. Компенсаторные стратегии – комплекс речевых действий по выходу из ситуации коммуникативного затруднения при помощи тактик: переспроса, просьбы о помощи, объяснении, оперирования описанием, перефразирования, аппроксимации, переноса, буквального перевода, редуцирования первоначального плана высказывания, использования догадки, "хезитации", использования средств невербальной коммуникации.

3. Общеучебные стратегии – "комплекс гибких интеллектуальных действий, предназначенных для приобретения, сохранения и оперирования учебной информацией в целях рационального использования КС и оптимизации процесса межкультурного общения при помощи тактик: усвоение совокупности языковых, социо и межкультурных знаний, овладение умениями вербализации КС; группировка и тематическая организация слов; оперативное извлечение необходимой информации из памяти, быстрое коммуникативное реагирование, интенциональное и вариативное использование репертуара КС, самоконтроль, саморефлексия." [Толмачева, 2006]

Способ коммуникации: и институциональной, и публичной, является относительно устойчивым элементом культуры и существует довольно продолжительное время. Поэтому любое производимое социальное действие есть всегда в то же время производимая или воспроизводимая этим действием коммуникационная стратегия, которая создает новый или поддерживает старый способ коммуникации, который затем может закрепляться как содержательное основание культуры вообще. В этом смысле мы говорим не о коммуникации, а о коммуникационной стратегии, тем самым внося в этот инструмент содержание выбора, содержание перспективы и указывая на необходимость постоянных усилий на поддержание этого выбора и такой перспективы. Хочет того гуманитарный технолог или нет, осознает или не осознает, берет во внимание коммуникацию в своей работе или работает только с сознанием, только идеологически, он все равно воспроизводит ту или иную коммуникационную стратегию в сознательно или стихийно изменяющейся коммуникативной среде.

Таким образом, "коммуникационная стратегия является отдельной и специально решаемой задачей любого социального действия, не осуществляя которую, мы отдаем формирование коммуникации якобы на волю стихии (а точнее воспроизводим имеющийся способ коммуникации), и тем самым не можем отвечать за успех или неуспех социального действия. Когда же гуманитарные технологи применяют коммуникационные технологии манипуляции и управления поведением через коммуникацию, они могут добиваться поставленной цели: ведь большинство граждан не в состоянии управлять или контролировать коммуникацию так, чтобы осуществлять противостояние этим технологиям." [Толмачева, 2006]

Говоря о стратегиях нелтьзя забыть о статье М. Я. Гловинская Скрытая гипербола как проявление и оправдание речевой агрессии" [Гловинская М. Я.,2004 ]

В своей статье М.Я. Гловинская пишет, что "…в повседневном речевом общении носителей литературного языка нередко встречаются формулы следующего типа: Не таскай с собой такую тяжесть; Куда ты тащишь стул?', Натащили грязи; Не путайся под ногами; Вечно он трется среди взрослых; Кто навалил здесь свои вещи?; Куда загнали мой рюкзак?; Чья книга валяется на столе?; Куда ты засунул мой паспорт?; Не хватай горячее; Наверное, желатину в рыбу набухала?; Что ты таскаешь меня все время по магазинам?; Вы вообще влезли без очереди и т. д." [Гловинская М. Я.,2004] Легко видеть, что вместо выделенных слов могли бы быть употреблены вполне нейтральные выражения: "Не носи с собой такую тяжесть; Куда ты несешь стул?; Наносили грязи; Не мешай; Вечно он проводит время среди взрослых; Кто положил здесь свои вещи?; Куда положили мой рюкзак?; Чья книга лежит на столе?; Куда ты положил мой паспорт?; Не ешь горячее; Наверное, желатину в рыбу много положила?; Что ты все время водишь меня по магазинам?; Вы встали без очереди." [Гловинская М. Я.,2004] Употребление же подобных слов создает особую раздраженно-грубоватую тональность общения. Отдельные слова такого рода привлекали внимание исследователей как знаки невежливости при диалогическом общении [Земская, 1997], однако их смысловой анализ не проводился, и их языковые отличия от других невежливых выражений, таких, например, как "Ты дурак", остаются невыясненными. Обращает на себя внимание, что в своих основных значениях такие глаголы указывают на численную или параметрическую характеристику ситуации, в частности, характеризуют действие по интенсивности. В них содержатся компоненты типа "много" (т. е. большое число или высокая степень), "с трудом" (прилагая много усилий), "с размаху", "беспорядочно", "далеко" и т. п. Наличие таких смыслов позволяет использовать соответствующие слова гиперболически, что и создает их обидность для адресата. "Мы имеем здесь дело со скрытой, имплицитной гиперболой. В принципе гипербола как прием выразительности и иллокутивный усилитель весьма характерна для разговорной речи." [Крысин,1988].

Очень важно коммуникативной стратегией является коммуникативный саботаж. Коммуникативный саботаж понимается как диалогический прием оказания речевого воздействия, выражающий скрытое сопротивление человека и направленный на игнорирование содержательной части высказывания собеседника с целью уклонения от общения, искажения или сокрытия информации. Участник диалога "саботирует" реплику говорящего в соответствии с имеющимися у него мотивами и установками. Ими могут быть нежелание продолжать беседу на данную тему, убеждение в том, что она не достойна для обсуждения, или отсутствие желания вступать в коммуникацию. Коммуникативный саботаж определяется как явление, характеризующее диалогическую речь, межличностное взаимодействие. В широком смысле коммуникативный саботаж относится к разряду некооперативных явлений, поскольку предполагает эксплицитно выраженное игнорирование партнера по коммуникации вследствие имеющегося внутреннего несогласия, противодействия, выраженного в речевой коммуникации имплицитно. Однако в конкретных ситуациях общения коммуникативный саботаж может являться как средством провоцирования конфликта, так и способом его нейтрализации. "Сравнение коммуникативного саботажа со смежными некооперативными явлениями: речевой агрессией, конфликтом, коммуникативным давлением, языковым насилием и языковым сопротивлением, коммуникативной неудачей, манипуляцией и речевой демагогией – позволяет сделать вывод о том, что явление коммуникативного саботажа, с одной стороны, объединяет все вышеуказанные формы речевого поведения, с другой – не является идентичным ни одному из них. Соответственно, можно отметить, что он лишь частично пересекается с ними, представляя собой самостоятельное явление, в рамках которого перечисленные формы поведения используются как возможные варианты речевой реализации." [Андреева В.Ю., 2009]

Коммуникативный саботаж встречается в разных типах дискурса, предполагающих межличностное (не коллективное и не массовое) общение.

Еще одна немаловажная коммуникативная стратегия изучена Самариной. Это коммуникативная стратегия в политической коммуникации. Она определяется как "…мотивированная последовательность речевых приемов с целью эффективного воздействия на массовое сознание в качестве инструмента борьбы за власть." [Самарина И.В., 2006] Каждая отдельно взятая коммуникативная стратегия характеризуется набором определенных тактик. Коммуникативная тактика представляется как совокупность практических способов выражения коммуникативного намерения в реальном процессе речевого взаимодействия и реализуется с помощью определенных иллокуций. Коммуникативная стратегия "создание круга своих" состоит из двух тактик: тактики "солидаризация" и тактики "создание образа героя".

Суть тактики "солидаризация" заключается в "демонстрации политиком символической принадлежности к определенной социальной, статусной или политической группе получателя с целью установления контакта и создания последующего доверия и расположения между политиком и аудиторией. Эта тактика реализована через выбор иллокуций единения и сплочения." [Самарина И.В., 2006] "Суть тактики "создание образа героя" заключается в положительной самопрезентации политика в глазах массового получателя. Эта тактика реализована через выбор политиком иллокуций самоодобрения, расположения к себе, своей партии." [Самарина И.В., 2006] Коммуникативная стратегия "создание круга чужих" лежит в основе категории "чуждости", которая проявляется в речи при выражении вербальной агрессии. Акты вербального нападения могут фиксироваться и осмысливаться как тактики. В стратегии "создание круга чужих" выделяются две основные тактики: тактика "создания образа врага" и тактика "дистанцирование". Тактика "создание образа врага" состоит в том, что политик формирует в глазах получателя архаический образ могущественного и коварного "врага" в лице его оппонентов. Эта тактика реализована через выбор иллокуций оскорбления, недоверия, насмешки, дискредитации политиком своих политических оппонентов.